С конца 50-х начала 60-х отдельные бердянские умельцы в домашних условиях уже изготавливали электро-гитары и даже пытались извлекать из них звуки, в том числе и роковые. Первые образцы были сделаны из «обычных» акустических гитар с добавлением к ним самодельных звукоснимателей. Потом пошли в ход доски. Это были первые осторожные шаги на пути к бердянской эпохе рок-н-ролла.
 

Где-то в середине 60-х в стенах БГПИ репетировал студенческий коллектив, который в обход всех устоев полуофициально пытался играть рок, как самостоятельно, так и вместе с джазовыми музыкантами. Именно они первыми в Бердянске использовали в своем творчестве бас-гитару, которую смастерили собственными руками. Все остальные бердянские музыканты в те времена использовали контрабасы. К сожалению, память очевидцев не сохранила название этой группы, но имена двух ее участников-зачинщиков нам известны. Анатолий Пабат и Виктор Желудев. Возможно, именно это и была первая рок-группа в нашем городе.
 

В воспоминаниях старожилов мелькают еще два имени - Виктор Бойко и Сергей Сахно, которые в те годы независимо друг от друга делали робкие попытки полуофициально-полуподпольно играть рок для своих сверстников на танцах и квартирниках. На большой же бердянской сцене в этом отношении было затишье.
 

1968 год был ознаменован рождением в Бердянске прообраза настоящей рок-группы, уже официально выступавшей на городской сцене. Это был ВИА «ЭМА-68». В золотой состав сего очень популярного в те времена коллектива вошли Евгений Касимов, Вячеслав Самойлов, Юрий Майвалдов, Валентин Юрченко, Олег Ерофтеев, Виктор Косинский, Сергей Родькин и юная певица ученица школы №6 Татьяна Воловенко. Именно ими тогда был сделан грандиозный рывок в сторону новой молодежной субкультуры, который уже был не под силу начинающим понемногу стареть вместе со своими руководителями джаз-коллективам, тем паче, что кумир бердянских музыкантов Реваз Дудаев в то время принял решение покинуть Бердянск и отправился в Запорожье, а потом в Москву покорять новые вершины. Вслед за «ЭМА-68» начали появляться и другие официальные ВИА(вокально-инструментальные ансамбли), но ничего нового и конкретного они уже не принесли. «ЭМА-68» еще долго была на пике популярности, но со временем претерпев массу изменений, как в составе, так и в репертуаре, незаметно растворилась в общем хаосе культурно-массовых иллюзий.
 

С конца 60-х практически чуть ли не в каждой школе Бердянска уже были свои ВИА, которые в основном озвучивали школьные танцы, обычно завершавшие школьные вечера после официальных церемоний к знаменательным датам. На городских тацплошадках, а их было только в центре города аж три, в далекие 60-е по-прежнему еще играли оркестры, но правда уже не духовые, как до 50-х включительно, а джазовые или как было принято в официозе эстрадно-симфонические. В парке Пушкина(ныне Шмидта), сквере ДК им. Калинина(сейчас «Софит») и на площадке между музыкальной школой и ДК им. Островского – это в летний период. И ГДК, Калинина, Островского и не постоянно ДК «Строитель»(старое одноэтажное здание) и ДК им. Кирова – в зимний. Заметим, однако, что эти оркестры не чуждались и современных западных мелодий в обход цензуре. Хотя за риск иногда и приходилось платить. Дискотек же в те времена даже на Западе еще не знали.
 

К началу 70-х оркестры на танцах постепенно начали сменять ВИА, практически повторяющие репертуары официальных гастрольных коллективов с добавлением по своему вкусу, опять же в обход цензуре, тех же «Битлз», а также «Роллинг Стоунз», «Дип Перпл» и других чуждых советской молодежи, но с огромным наслаждением ими воспринимавших западных исполнителей. ВИА со школ начали сбегать в Дома культуры, теснить оркестры на танцах и с энтузиазмом заниматься своим творчеством уже практически каждый день, выступая перед бушующим морем активно танцующей либо сотворяющей телодвижения бердянской молодежи. Их же места в школах занимали очередные новые составы, через некоторое время сменяющие на городских танцплощадках ушедших в армию или уехавших учиться своих предшественников. Об исполнении своих собственных произведений на танцах или на сцене любого ранга в те времена речи не велось, с одной стороны боялись, что засмеют, а с другой опять же цензура, цензура и еще раз цензура. Если и исполняли, то подпольно, не афишируя, официально выдавая их за произведения известных композиторов и лишь в узком кругу посвящая в это самых близких и проверенных. На слуху исполнение своих песен в широкие массы лишь в конце 70-х, но об этом попозже.
 

Где-то эдак в году 1972-м бердянские школьники Сергей Шатюх, Михаил Полонский, Игорь Коваленко, Юрий Бойко и  Юрий Николаенко, наслушавшись и изнаслаждавшись лучшими образцами рок-музыки 60х-70х на своих допотопных еще далеко не стерео ламповых бобинниках и первых монокассетниках, решили сами попробовать себя в этом жанре. Все посещали радиокружок и имели навыки в радиоконструировании, поэтому проблем с восстановлением скупленной по дешевке у завхоза одной из школ давно списанной аппаратуры практически не было. Отремонтированные на скорую руку усилители Ту-100 и Ту-50м уже со встроенными примитивными микшерами, акустические системы Кинап с помятыми и порванными, но аккуратно выровненными и подклеенными диффузорами в динамиках, старая раздолбанная с огромной вмятиной, но все равно зазвучавшая в результате вмешавшихся в ее нутро юных радиоаматоров иЁника «Юность», спаянные по передранным из журналов «Радио» и прочей технической литературе схемам фузы, квакушки и прочие навороты-исказители гитарных звуков, бас «Урал» с выкорчеванным темброблоком, но «рассчитанный по особому методу» и встроенный вместе с перемотанными звукоснимателями, которые, по словам Миши Полонского, звучали намного круче, чем фирменные. Никто с ним не спорил, хотя бы потому, что никогда фирменного гитарного звука вблизи не слышали, разве только на концертах в общем звучании ансамблей или оркестров. Но Мишке верили и не только потому, что с ним было невозможно спорить, а и, во-первых, потому, что он единственный, кто окончил музыкальную школу(остальные «вовремя» ее бросили), во-вторых, папа у Миши профессиональный музыкант(правда бывший), зато, в-третьих, родной дядя его был гитаристом в основном составе государственного оркестра радио и телевидения Белоруссии и у него имелся в наличии старенький Fender Stratocaster, на котором Мишка неединыжды лабал у дядьки в гостях в Минске да еще не просто в усилитель, а в какой-то громадный фирминячий комбик, название которого не мог выговорить никто из членов того новоявленного коллектива. А как можно спорить с тем, кто хоть однажды лабал на Fender Stratocaster, особенно в те годы?! У Мишки самого была крутая по тем временам палка(т.е. гитара), собранная им из разных гитар чешско-немецко-болгарского производства опять же с перемотанными звукоснимателями и особой схемой соединения в темброблоке. И он ею неимоверно гордился.
 

Репетировали на горе в частном доме у бабушки Сереги в районе СШ№5. Бабушка была старенькая, глуховатая, поэтому звукоизвлечения ей особо не мешало, чего не скажешь о соседях, которым в качестве возмещения морального ущерба Юрка Бойко время от времени тягал рыбу, добываемую тяжелым браконьерским трудом его отца. Воровал Юрка у отца рыбу или тот сам ему давал Юрец не признавался, но если Юркины взносы поступали регулярно, то претензий от соседей не было. Даже наоборот, бывало, расходились по домам, а тетя Шура-соседка спрашивает – «А шо це ви так рано? Вже наспівались? Ну, сьогодні гарно співали, дуже гарно, молодці!». Никто не верил её искренности, но тщеславие и самолюбие она все равно тешила.
 

Сначала играли то, что больше всего нравилось, то, что навевалось любимыми исполнителями, а это были всё те же «Битлы», «Роллинги», «Дип Перпл»(или как раньше произносили «Дипапл»), «Юрай Хип», а из отечественных только появившиеся «Цветы». Постепенно все больше и больше стало появляться своих песен, которые, в конце концов, вытеснили чужой репертуар. По своему характеру это был эдакий романтико-драматический арт-рок с незамысловатой, но ярко выраженной смысловой структурой, чуток банальными, но вполне искренними текстами.

 

***

Мне кажется, что жизнь мою пуста,

А жаль мне лишь распятого Христа.

И я, не в силах выиграть войну,

Так ненавижу эту тишину

 

***

Обреченной поступью бредет монах

По ступенькам скользким, словно в иле.

Что он ищет, позабыв про страх?

Хочет, чтоб все люди жили в мире

 

***

Горят-пылают восковые свечи

И ожидают новой дивной встречи.

Ну, а пока растерзаны страницы,

Они летят и тают словно птицы

 

Время от времени, то на гастроли, то на отдых в Бердянск приезжал дядя Володя, тот самый дядька Миши Полонского, который имел настоящий Fender Stratocaster, и, будучи приглашаем на репетиции, давал дельные советы юным музыкантам. Любимыми его фразами до посещения репетиций были - «Каков нынче позор мне уготован для восприятия?», «Карвалол брать с собой или обеспечите?», «Я сюда приехал отдыхать, а не сходить с ума» и очень лаконичные после стойкого прослушивания - «Тихий ужас!», «Лажпром!» и более обширная «Сборище вурдалаков и диких пингвинов!» На вопрос «почему именно пингвинов и почему диких», дядя Володя отвечал, что только дикие пингвины в Антарктиде могут так безбожно извращать и называть музыкой то, что к ней имеет очень приблизительное отношение и даже в зоопарках они бы сыграли намного лучше. В свою очередь, пацаны могли при его содействии бывать во время гастролей оркестра за кулисами прямо во время концерта и наблюдать за профессиональной работой крутых музыкантов, а иногда в паузах между репетициями даже поиграть на их инструментах, что было практически равноценно выступлению на огромной концертной площадке вместе со звездами мировой эстрады. Правда, после этих «сейшенов» было очень трудно возвращаться к повседневной жизни на своем допотопном оборудовании. Но зато во время одного из таких гостеваний в летнем театре «Дружба» звукооператор оркестра помог им записать пять песен, что было равнозначно выпуску диска-гиганта на фирме «Мелодия», потому что сами бы такую запись ребята не осилили вовек. Все предыдущие самостоятельные попытки сводились к безобразному фону и массе недоразумений, что в музыкальном простонародии имело термин «лажа». Дядя Володя, прослушав их демо-запись и немножко поругав звукооператора, высказал общее одобрение и приказал скопировать песни ему. «Есть у меня одна мыслишка» - сказал он. Через некоторое время после отъезда оркестра дядя Володя позвонил Мишке и сообщил, что юные рокеры должны принять участие в концерте в Минске ко Дню города среди нескольких десятков самодеятельных и профессиональных коллективов Белоруссии. К этому времени ребята уже окончательно определились с выбором названия группы. Оно пришло спонтанно и абсолютно не несло какой-то смысловой нагрузки. Цель была такова – чтобы ни у кого такого не было, даже на подобие. Первоначально была масса идей, среди которых выделялись неординарные типа «Вернер хочет спать» или «Вернер вышел вовремя». Сообщив как-то в одно из посещений дяди Володи о своем проекте названия, в ответ после продолжительной театральной паузы услышали – «Что вы чудите?». Поиск вариантов продолжался. Однажды Игорь Коваленко, мельком взглянув на статью в газете, увидел название группы - «Вегер знает все». «Вот блин, опередили» - мелькнула мысль. Затем, внимательно посмотрев в газету, он увидел, что название было «Ветер знает все», только не группы, а песни, а на слове «ветер» просто была примята газета. «Вегер, Вагер… А что, пожалуй, это вариант» - подумал тогда он. Позже, обсудив это в коллективе, пришли к общему мнению – группа будет называться «Доктор Вагер». На самом деле такого имени Вагер в природе не существовало, оно было выдуманным, что однако не повлияло на ход дальнейших событий.
 

Приехав в Минск, ребята были восхищены не только самим городом, но и масштабностью проводимого мероприятия. Выступали на огромной площади с уникальным на то время фирминячем аппарате «Динакорд-гигант». Самодеятельные коллективы выступали вперемешку с профессиональными, что не позволяло зрителям расслабиться и потерять интерес. Выступление «Доктора Вагера» было присовокуплено к выступлению государственного оркестра радио и телевидения Белоруссии, дабы была возможность воспользоваться их инструментами. Само выступление прошло на ура и вызвало шквал эмоций у зрителей и дружеские рукопожатия маститых музыкантов. Правда ведущие почему-то объявили их ансамблем «Доктор» и сообщили, что все участники ансамбля учащиеся медучилища, что повергло ребят в некоторое замешательство. Может быть даже и кстати, потому что возмущенные такой несправедливостью, юные дарования забыли о своем мандраже и страхе выйти на такую огромную сцену в окружении такого количества именитых музыкантов и огромного скопления зрителей. Зато музыканты оркестра потом поиздевались над ними всласть, наперебой спрашивая, какие болезни они лечат и почему они не утрясли с цензурой свое вагеровское происхождение. А дядя Сеня-саксофонист с серьезным видом заявил, что, дескать, нечего тут в Белоруссии пришлые жидовские имена насаждать, своих хватает. Старый бородатый саксофонист с подозрительно огромным носом и выпученными глазами был ярый антисемит, что не помешало ему, однако, в конце 80-х эмигрировать в Израиль. «Ишь ты, медики-педики» - резюмировал он, хитро улыбнувшись в конце-концов, и, похлопав первых попавшихся по плечам, добавил – «Ладно, не боись, шучу, с почином вас, господа музыканты», поочередно пожав всем руку. Дальнейшее пребывание в Минске развивалось самыми бурными темпами, Дядя Володя, не успокоившись на этом, решил познакомить их со своим другом знаменитым песняром Владимиром Мулявиным. Мулявин, оказывается, слушал выступление дядиволодиного оркестра и зацепил выступление ребят, отметив, что, несмотря на общую сырость и массу профессиональных ошибок, в них есть перспектива. Побывав на репетиционной базе «Песняров» ребята вообще просто ошалели от нахлынувших эмоций. Добило их сообщение Мулявина о том, что скоро в Минске пройдет всесоюзных конкурс молодых самодеятельных исполнителей, где он член жюри, а председателем там его лучший друг знаменитый композитор Игорь Лучинок и что он договорится с ним об их участии в этом конкурсе, только пусть бердянский отдел культуры направит заявку на их участие, все остальное он сделает сам. Мулявин приказал не теряя времени ехать домой, брать демо-запись и топать в горисполком, сообщив там, что к ним пришли потенциальные участники всесоюзного конкурса самодеятельной песни и дело осталось за малым, подтвердить желание города на участие в данном мероприятии сих молодых дарований, которые уже прошли предварительный отбор. Снабдив их необходимой бумаженцией с огромной печатью, которая подтверждала их обращение от имени оргкомитета в местные органы власти, Мулявин пожелал удачи и скорой встречи. «А не дадут командировочные, приедете за свой счет, не вы первые, не вы последние. Тем более с проживанием и питанием, как я понял, у вас проблем нет. Да даже если и будут, поможем». Путь домой был легок и приятен. Мулявинская бумага всю дорогу лежала на видном месте у окна в купе, лаская глаза и руки, а к концу пути была вся в жирных пятнах от съестных запасов, коими снабдила в дорогу юных рокеров Мишкина тетя. «И что мы теперь так ее будем показывать в отделе культуры?» - спросил кто-то. «Может постираем?» - предложил другой. «С ума спятил? Миша, иди, звони дяде» -  ужаснулись остальные. Через некоторое время Мишка появился вновь, но уже сияющий как и его обычно надраенная гитара». «Нас объявили победителями заочно?» - спросил его кто-то. «Нет. Дядя сказал, что Мулявин вообще не надеялся, что мы документ довезем до Бердянска и уверял дядю, что мы его потеряем еще в пути. Поэтому, предупредил, если позвонят, скажи им, вышлю второй экземпляр, пусть не переживают. Только не надо надеяться, что он постоянно будет на почту бегать. А пока мы должны топать в отдел культуры и демонстрировать свои умения, сообщив там, что приглашение уже выслано».
 

Тем не менее, идти в отдел культуры пришлось все-таки с письмом, потому что, то ли письмо пришло слишком быстро, то ли чиновник отела культуры был так неуловим. Сделав скрупулезно чистую копию на фирменную аудиокассету, приобретенную по случаю у одного знакомого фарцовщика, вычистив до умопомрачения кассетник «Весна-306», вагеры, наконец, застали дверь с надписью «Заведующий отдела культуры» незамкнутой. За столом сидела грозного вида женщина и что-то бешено строчила ручкой на листке бумаги. На вошедших ребят и их приветствие реакции не последовало и минуты три те стояли в замешательстве. Затем последовало короткое, но крайне грозное - «Что вам?». Вся подготовленная и отрепетированная речь как-то вдруг испарилась и уже никто не знал, что говорить. «Вот мы… конкурс… запись… кассета…музыка... принесли… послушать…», - проблеяли чуть слышно юные дарования, протягивая руки с кассетой, письмом и магнитофоном. «Оставьте» - резко оборвала женщина-чиновник и с снова уткнулась в бумаги. «А… мы… может…магнитофон… прийти… когда…нам…» - попытки оторвать ее от бумаг не увенчались успехом и больше на ребят она не реагировала. Аккуратно положив на край стола кассету и письмо из Минска, вагеры удалились. Через три дня, опять случайно застав «культурную» женщину, как обозвали ее ребята, они долго и нудно объясняли ей, что были у нее недавно и оставляли кассету для прослушивания, удостоившись ошеломляющего ответа – «А вы точно у меня ее оставляли, может вы в другом учреждении были, в Доме пионеров, например?» Ребята просто остолбенели, спутать горисполком с Домом пионеров, крохотное по тем временам здание по ул. Гоголя(ныне Ульяновых) было крайне тяжело. «Ладно, я поищу» - заверила их «культурная» женщина с идеальной памятью – «Зайдёте на следующей неделе». Ни на следующей, ни на позаследующей неделе выловить ее не удавалось, тем более что с утра и практически до 3-х часов все были в школе. И наконец, о чудо, удалось опять ее залицезреть. Мало того, на вопрос, нашла ли она кассету, был дан утвердительный ответ. Ребята не верили своим ушам, ну, наконец-то, дело сдвинулось и они поедут на конкурс в Минск. О том, что их запись может кому-то не понравится, если ее одобрил сам Мулявин, не могло быть и речи. «Пойдемте со мной» - скомандовала «культуристка». Они спустились этажом ниже и подошли к двери с надписью «Отдел агитации и пропаганды». Открыв дверь «культурная» женщина поздоровалась с сидящим за столом мужчиной, назвав его по имени-отчеству, и попросила разрешения войти. «Вот эти хлопцы» - сообщила она мужчине. Мужчина, кивнув, порылся в столе и, вытащив до боли знакомую кассету, спросил – «Ваша?» «Да!» - радостно по-пионерски воскликнули ребята, ожидая, что далее последуют дифирамбы и восторженные отзывы об их творчестве и мысленно уже клялись этому доброму дяденьке, который, судя по надписи на двери, занимался пропагандой и агитацией именно таких молодых дарований как они, и несравненно доброй тетеньке, все-таки так много сделавшей для них,  не посрамить честь родного города на ответственном всесоюзном конкурсе. «Где вы взяли эту антисоветчину?» - вдруг спросил мужчина. Стало вдруг слышно, как в оцепеневшем мозгу зазвучала зудящая тишина. Такого поворота никто не ожидал. Ноги вдруг начали подкашиваться и коленки дрожать. Во рту пересохло настолько, что трудно было даже пошевелить губами. «Вы знаете, что это диссидентские песни?» - задал очередной вопрос мужчина. «Самый откровенный фашизм» - добавила женщина-культуристка. «Да, фашизмом действительно попахивает, «Док-тор Ва-гер», - по слогам прочитал хозяин кабинета – «И название тоже типично нацистское. Так кто вам дал эту кассету или вы у кого-то ее переписали?» «Курортники, небось, завезли или моряки» - опять вставила свои пять копеек разактивничавшаяся «культуристка». О мулявинской бумаге почему-то никто не вспоминал, как будто ее и не существовало. То, что пытались произнести теперь уже бывшие музыкальные дарования, было равноценно общению с практически глухонемыми людьми, дар речи как-то пропал, мысли иссякли совсем и издаваемые звуки были похожи на редкое чуть слышное мычание. «Так, диктуйте свои фамилии, школы, домашние адреса и телефоны, у кого есть». Телефоны были у всех. И они честно как на духу вместе с другой информацией были выложены не оправдавшему надежд дяденьке. «Пока свободны» - скомандовал тот.
 

Через несколько дней их вызвали в горком комсомола и третий секретарь, женщина с красным отекшим лицом, явно уставшая от своей работы и занимаемой должности долго и нудно объясняла им о роли советского человека в мировом прогрессе и как они своим поступком пошатнули веру этого человека в себя и перечеркнули, по сути, свое будущее. Нечленораздельный рассказ пересекался с угрозами об исключении из рядов ВЛКСМ и других расправах, в том числе и сообщении об их поведении(читай преступлении) по месту работы родителей. Где-то через час им было предложено покинуть помещение и подумать на досуге о своем проступке перед прогрессивным человечеством, а также о музыке, которую они слушают и распространяют, даже, может быть, и за деньги(!). Родители, к счастью, об этом инценденте так никогда и не узнали, даже бывший в курсе дядя Володя не решился рассказывать такое своей родной сестре, мишиной маме. В школах их почему-то никто не трогал, хотя в первую очередь, они боялись, что на очередных линейках их выставят перед всем строем и будут долго и нудно пропесочивать, а затем с особым злорадством и пафосом исключать из комсомола. Это было самое неприятное и постыдное, особенно для тех, кто никогда перед этим строем не стоял. Испытать такое не желали даже самому лютому недругу. По большому счету членство в этом самом ВЛКСМ(комсомоле) была обузой для каждого нормального молодого человека и ни к чему ровным счетом не обязывало, но исключение из этой организации несло ряд неудобств, особенно при поступлении в высшие учебные заведения, а также недомолвок и слухов, не считая паскудно-кричащих сообщений в школьных стенгазетах с пестрящими заголовками и позором для родителей. Но скорей всего экзекуторы понадеялись друг на друга и ничего по месту учебы не сообщили.
 

Зато сообщили(читай - донесли) в другие инстанции и вслед за общим вызовом в горком комсомола последовали одиночные вызовы на улицу Красную в горотдел комитета госбезопасности. Здесь с ними разговаривали крайне вежливо, предупредительно, но цеплялись за слова и намекали, что исправить свое положение они смогут лишь рассказав о своих товарищах, сообщив какую «плохую» музыку они слушают, с кем общаются, слушают ли «чужие» голоса(радиостанции «Голос Америки», «Свободу» или Би-Би-Си), что «крамольного» рассказывают при встречах, а также приводили в пример, что каждый из них рассказывал о других. И, наконец, с особым пристрастием расспрашивали, откуда у них появилась эта злополучная запись, намекая на то, что кто-то из взрослых постоянно дает им такие записи прослушивать. И что они даже знают кто, но хотели бы это услышать конкретно от каждого. И что все уже назвали это имя и только один допрашиваемый почему-то это скрывает, тем самым нанося непоправимый вред себе и своему будущему. Хотя тот, кто дает им подобные записи специально подставляет их, чтобы вовлечь в преступную компанию. Судя по тому, что ни одна информация «предателей» не соответствовала истине и ни один факт, действительно имевший место не прозвучал, взять хотя бы часто ими обсуждаемые музыкальные передачи Би-Би-Си, ни один из вагеровцев друг друга не сдал.
 

После первого вызова Миша позвонил дяде Володе и сообщил о неприятностях с группой. Дядя строго-настрого приказал отрицать все, прикидываться дурнями, прекратить репетиции, немедленно собрать и уничтожить все записи, особенно рукописи текстов. О Мулявине приказал не упоминать, у него и без этого проблемы с КГБ, а это могут использовать против него.
 

В течение того же дня вагеровцы собрали практически все записи, которые они успели записать друзьям, кроме уехавших за пределы города. К счастью возможности для качественного копирования были ограничены, а поэтому розданных записей были единицы. В тот же вечер пламя, бушевавшее в печке репетиционной базы, беспристрастно плавила магнитные ленты и жгла слова песен, хотя на самом деле горели не пленка и бумага, а обыкновенные пацанячьи души, которые, не зная иного выхода, вынуждены были поступить именно таким образом со своим творчеством. И даже слезы, выступившие на глазах, то ли от копоти и дыма, то ли от иных причин не могли загасить того пожара, которых разгорался внутри каждого из них. Через несколько лет Игорь Коваленко по памяти восстановит несколько текстов песен «Вагера», но исполнять их уже будет некому, «Доктор Вагер» никогда уже не сыграет ни одной из них и не создаст новых. В том полыхающем огне сгорели последние надежды и вера в справедливость. Уходя с репетиционной базы, встретили соседку тетю Шуру, «встревоженную» отсутствием музыки, а точнее  рыбных поставок, на что Юрец ответил – «Рыбы больше в море нет и, наверное, не будет, вся передохла». Обеспокоенная тетя Шура побежала делиться новостью с соседями, а Серега показал Юрцу жест пальцем у виска со словами – «Хочешь еще одно дело заработать?»
 

Сотрудников КГБ в конце концов устроила версия привезенных летом кем-то из колорадов(курортников) записей неизвестных исполнителей и они через некоторое время оставили ребят в покое, также внезапно, как и начали их обрабатывать. Видно малолетние диссиденты не очень интересовали их, а взрослых в эту историю подвязать не удалось. Тем более что Сережа Шатюх взял ответственность за якобы «подаренную» кассету на себя и уверял особистов, что никому ее не переписывал, а только лишь раз продемонстрировал друзьям, вместе с которыми они и решили отнести ее в отдел культуры, чтобы узнать можно ли ее слушать. Ни обысков, ни очных ставок, ни допросов с пристрастием, ни ссылок на письмо из Минска(которое так и не всплыло в деле и наверняка было утеряно в отделе культуры), ни иные действия и компроматы, которые так тревожили вагеровцев, к счастью так и не последовали. Жизнь потекла дальше тихо и мирно, как будто ничего не случилось. Как будто… Все обошлось только нервными перегрузками и неподдельным  страхом. А может просто, из-за нашумевших бердянских трагических событий осенью 1974-го, кагэбистам было просто не до них и неизвестно, чем бы в ином случае все закончилось. Вскоре ребята разъехались по разным городам для поступления в вузы и больше полным составом участники «Доктора Вагера» уже никогда не собирались. Через много лет в середине 80-х Юра Николаенко услышал чудом сохранившуюся запись «Доктора Вагера» у одного меломана. На вопрос, кто это, тот ответил, что это ранний «Аквариум» или «Воскресенье». Было одновременно лестно и обидно. Доказать, что это играют именно они и что там звучит именно его голос Юра так и не смог, мало того, обидевшийся злопамятный меломан так и не дал сделать копию записи, злорадно заявив, что исполнитель должен был бы иметь свою запись.
 

Именно так и закончилась история одной из первых бердянских рок-групп, уже прославивших родной город за его пределами, но так и не сыгравшей для зрителей у себя дома ни одной песни.