"Она меня оскорбила.., он меня ударил.., она меня победила.., он меня обобрал...
В тех, кто таит в себе такие мысли, ненависть не угасает.
Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью."

                                    Дхаммапада



Вспомнился один давний, но эмоционально значимый конфликт с хорошей подругой (назову ее Леной). В нем у меня была очень интенсивная внутренняя жизнь, и сложный опыт его преодоления. Хочется поделиться, опустив некоторые детали, но сохранив внутреннюю жизнь…

Конфликт произошел, когда я бестактно выразил мнение (о котором меня не просили) относительно Лены и ее родственников… Это вообще отдельная история – какой черт дергает нас за язык, чтобы давать советы и мнения, когда нас не просили, о том, куда лезть с этим мнением вообще не стоит. Но так произошло – я грубо ворвался в личное пространство Лены и, похоже, снаряд, посланный мною, попал прямо в склад боеприпасов, в болезненную душевную точку. То, как эмоционально «рвануло» Лену, меня поразило – она моментально изменилась в лице, оно, приятное и приветливое, окаменело, дыхание участилось, и Лена стремительно вышла из комнаты. Я попытался смягчить сказанное, объяснить, что она меня не так поняла и извиниться, но вообще-то это выглядело аналогично тому, если бы вы намеренно взорвали что-то на чужой территории, а затем прислали бы текст такого содержания: «Да, мы тут у вас повзрывали, но вы не подумайте ничего плохого, это ради вашего же блага!» Лена меня не могла в этот момент слышать, она злилась не на шутку, но, одновременно, выглядела совершенно растерянной. Удар-то был неожиданный, нанесенный человеком, от которого его не ждешь, в ситуации, которая к этому совершенно не располагает. Похоже на предательство.

Сейчас понимаю, что это мое извинение – не только раскаяние, но и попытка избежать ответного удара, выйти сухим из воды, сохранив лицо «хорошего человека» - мол, да, обидел, но ты же видишь, что я раскаиваюсь, так что давай мириться.

- Я думаю, можно поговорить, - сказала Лена спустя некоторое время. Я, думая, что самое страшное уже позади, но все равно пребывая в напряжении, присел на стул рядом. Лена вздохнула и…

Меня накрыло мощнейшим артиллерийским залпом. Причем это был не неконтролируемый гнев, просто выплескивающийся на человека, который вызывает злость. Это был точечный обстрел по моим уязвимым и болевым психологическим точкам. Моя оборона рухнула, не успев собраться, я сам себе напоминал боксера, который попустил серьезный удар, и никак не мог восстановить дыхание, а удары сыпались один за другим. Лена видела это, но не могла остановиться, раз за разом выплескивая свою боль в виде резких, хлестких фраз и выражений относительно моей личности. Что-то в них было правдой, что-то нет, но переживаемые мною злость, стыд, вина и полная растерянность, граничившие с аффектом, также не способствовали трезвому размышлению…

…Я думаю, многим знакомо это ощущение сильного отчуждения, когда орудия отгремели, и воцаряется оглушительная и тягостная тишина между двоими. Говорить невозможно, находиться в одном пространстве – тоже, смотреть друг на друга - невыносимо.

Я выхожу в другую комнату. Если бы курил – торчал бы на балконе и курил бы до бесконечности. А так – просто сидел. Для меня долгое время был характерен страх того, что если какой-то серьезный конфликт произошел – то он разрушает отношения раз и навсегда, что невозможно будет вернуть на прежний уровень отношения, которые были до него. И «правильной» стратегией в такой ситуации являлось стремление избегать таких конфликтов, если уж дорожишь отношениями. Избегать же их можно было через свою «хорошесть» - сглаживать напряженные ситуации, не прояснять непонимание, делая вид, что понимаешь…

Жуткая ситуация – иллюзия собственной хорошести рухнула: ты, во-первых, сам спровоцировал конфликт, атаковав первым, а во-вторых, по твоему же самолюбию проехались танком, подмечая твои истинные или мнимые недостатки, и это в ситуации, когда доверял человеку, снайперски точно бившего по болевым точкам…

Как преодолеть наступившее жесткое и молчаливое отчуждение? Напряжение висит в воздухе, я же, собирая себя по кусочкам, пытаюсь перебирать варианты, обращаясь в первую очередь к своему жизненному опыту и к тому, как это решали другие люди…

Можно сказать, переждав, когда напряжение немного схлынет: «ладно, проехали»… Мол, с кем не бывает, давай забудем об этом, сделаем вид, что оба снова хорошие, и не будем смотреть на то, какими мы можем быть на самом деле. Такая вот попытка игнорировать происшедшее, сделать хорошую мину при плохой игре. Эта стратегия, в общем, защищает только от одного: от немедленно продолжения боевых действий, но это не мир (даже худой), а перемирие. Напряжение спадает, но нанесенные раны в такой ситуации не заживают. И когда другой делает очередное неловкое движение – тут же раздается боевая тревога и бьют орудия. «Ладно, проехали» - не вариант…

Конечно, есть вариант просить прощения… Любимый манипулятивный прием некоторых истеричных алкоголиков: упасть на колени перед разгневанными близкими, бить себя кулаком в грудь и умолять о прощении. Однако напряжение не снимается и здесь, и особенно – у того, кого «простили». Если бы я пошел просить прощения за свой выстрел, игнорируя и собственную боль, то «прощение» было бы настоящим унижением, а в нем заложена мина замедленного действия. Да и было бы прощение искренним, когда боль еще не отреагирована и не озвучена? Стоя с опущенной головой, оказываешься в неравноценном положении – тот, кто дарует, выше, чем тот, кто просит. Сохранить отношения в такой ситуации можно. Но их качество – нет.

Есть еще одна вариация «прощения», более распространенная. Ее озвучивают как «ты изменись, тогда поговорим». Здесь снова есть тот, кто ведет себя «правильно», и тот, кто не осознал свою «неправильность». Неуязвимая, непрошибаемая позиция того, кто правилен, вызывает ярость «неправильного», и, как правило, ничего, кроме злости, не несет. Особенно если требование изменения облекается в форму «ты изменись-не-знаю-как, но такой-как-сейчас ты мне не нравишься». Нет даже возможности для примирения…

Есть вариант разрыва. Решить, что все равно уже ничего не поправишь, что отношения испорчены навсегда и нужно просто уходить. Сбегать то есть. Можно физически – взять и уйти, а потом избегать встречи. Можно просто игнорировать, поддерживать отчуждение, запереться в своем отчаянии и чувстве несчастности. Быть несправедливо обиженным – приятная штука иногда… Я тебе добра желал, а ты не оценил/не оценила»… Можно друзьям/подругам жаловаться, получать терапевтические дозы сочувствия…

Сижу, думаю, в голове проносятся те или иные варианты, ощущение какой-то безнадеги и того, что вряд ли получится восстановить прежнее доверие. С трудом сквозь полуаффективное эмоциональное отупение в сознание пробивается мысль, что «той стороне» тоже может быть больно… Замечаю, что в своей боли часто становлюсь эгоистом: если мне больно, то это только мне, а другая сторона конфликта просто злорадствует и злится, и что ее вовсе не беспокоит перспектива разрыва отношений. А ведь это на самом деле не так, и люди, сидящие по ту сторону «окопов», могут точно также мучительно искать возможность преодолеть полосу отчуждения, сохранив и себя, и самоуважение, и отношения, и не причиняя новой боли.

Кажется, я поймал ощущение того, что можно сделать… Это мучительно сложно. Так как то, что хочешь сделать, эквивалентно тому, если бы солдат вылез из окопа и, показывая, что у него нет в руках оружия, заковылял в сторону «противника» (при этом без белого флага!). Да еще и не скрывая свои раны… Убьют же с почти 100%-й вероятностью! Только мысль о том, что «там» тоже воевать не хотят, поддерживает…

В общем, настало время вылезать из окопов. Вдыхаю-выдыхаю, и захожу в комнату, где сидит Лена, пытающаяся читать книгу. Страшно, во рту пересохло, сердце бьется. Лена смотрит, как будто прицеливается, но не стреляет. И что-то в выражении ее глаз придает мне силы. Даже не могу вспомнить, с чего я там начал, но в какой-то момент прозвучала такая фраза:

- Похоже, мы как-то очень сильно ранили друг друга.

Кажется, именно она послужила тому, что взаимное отчуждение пошатнулось и стало исчезать, и стал возможен диалог. В этот момент нам удалось найти ту интонацию, на которой эмоции смогли уравновеситься, и мы услышали друг друга. Одинаковое послание, отправленное друг другу: «Я причинил/причинила тебе боль, и мне самому/самой больно от этого».

Стало буквально легче дышать. Ты стоишь открытый, рискующий получить еще один заряд в душу, но не с униженно опущенной головой, умоляя о прощении, а просто констатируя факт: нам обоим сейчас больно. И момент истины настает тогда, когда обнаруживаешь, что в тебя не палят изо всех орудий. Одну, две секунды… минуту… Ты выдыхаешь напряжение, и видишь перед собой не окопавшегося противника. А просто человека, точно также желающего примирения, и который сожалеет об уроне, который нанес тебе, переживая при этом и свою собственную боль... Лена тоже переживала от возникшего напряжения, думала о том, как пойти на примирение, поэтому была открыта для разговора - и, думаю, сама могла начать его. Ее мудрость была в том, чтобы не отвергать. Это очень многого стоит.

Я не могу точно вспомнить, что именно мы говорили друг другу. Помню общую интонацию: «наши отношения важнее чувства собственной правоты». Реальностью являются отношения, а не то, кто прав, а кто виноват, в чем причина и так далее… Мы реальны, когда можем позволить себе быть уязвимыми. И тогда она, эта уязвимость, смывает отчуждение, да так, что отношения могут стать не только прежними. Но и лучше. Сила уместна в других ситуациях. Здесь же она беспомощна. Это то, что я усвоил из этой ситуации. Так же, как и то, что крайне проблематично восстанавливать отношения в одиночку.